Большие встречи

«Джордж Баланчин при постановке своих хореографических спектаклей избегал академических поз – это удаляло его произведения от классических канонов. Очевидно, сказалось влияние его ленинградского учителя Касьяна Голейзовского, который в поисках новых средств выразительности развивал акробатические тенденции в хореографии. Неоспорим вклад Дж. Баланчина в развитие американского современного балета. Его богатое творческое воображение было ценным и неисчерпаемым, но только лишь для постановки женских партий…»
«Воспоминания Икара»

Сергей Дягилев сам был искусством, обладая даром изменять жизнь и трансформировать реальность. Он был изобретателем и тем, кого мы желали видеть нашим учителем. Мы не знали подробностей его биографии, мы жили его легендой, которая тогда носилась по всему миру. А сейчас он стоял перед нами…. Дягилев сел, начал говорить, и через несколько секунд после этого, волнение, охватившее меня и мешавшее что-либо понять из его слов, растаяло при блеске его глаз, таких ясных и молодых. Теперь он нас расспрашивал. Он интересовался нашими впечатлениями о стране, которую мы недавно покинули, и которая казалась уже на другом краю света. Но когда мы говорили ему о родине, ставшей недоступной, он оставался неподвижен, с помрачневшим лицом и взглядом, устремлённым вдаль, за колючие проволоки советских границ….»
«Моя жизнь»

«Я часто встречал Жана Кокто в гостинице Ритц, в которой до войны он жил месяцами по приглашению Коко Шанель, а также в её имении La Pausa недалеко от Ментона, на берегу Средиземного моря, где он проводил свои дни в опиумной дымке…»
«Воспоминания Икара»

«Я ничего не опасался, останавливаясь у Коко Шанель, где у меня была крыша над головой и еда; этот единственный в Париже дом, который принимал меня и, наверно, спасал, потому что я был везде нежеланным гостем, что-то вроде живого мертвеца».
«Моя жизнь»

«Грета Гарбо, которую я хорошо знал и безумно восторгался … Судьба свела нас снова в 1949 г., когда она была проездом в Париже. Она была приглашена в мою ложу в Опере, и её энтузиазм к танцу согревал мне сердце ….»
«Воспоминания Икара»

«В Париже в 1923 г. я впервые увидел Пикассо: он и другие окружали Дягилева на сцене Лирического театра. В следующем году Пикассо вновь появляется в великосветском обществе Русских балетов. Дягилев, Пикассо, Стравинский, Прокофьев, Хуан Грис, Франсис Пуленк, Кокто, Мари Лорансен – все собрались на сцене театра Mogador (…) Демонстрируя свой эскиз для занавеса спектакля «Голубой поезд» на музыку Дариюса Мийо, Пикассо просто ошеломил присутствующих, затем, остановив на мне взгляд своих сливово-угольных глаз, «чародей» Пикассо прошептал Дягилеву на ухо: «Посмотри на этого танцора, у него классические формы тела… он станет твоим танцором». Моё сердце затрепетало, я покраснел от застенчивости – так Пикассо стал моим «крёстным отцом». Я вышел на сцену жизни, и с этого момента и на протяжении всей жизни я имел честь быть принятым великим артистом и стать его другом».
« Моя дань уважения Пабло Пикассо, этому божественному чародею»

«С тех пор я был допущен в семью Пикассо и часто посещал его вместе с Дягилевым в его квартире – мастерской на улице де ла Боэти, где Пикассо любил показывать нам свои еще незавершённые сырые работы. Он отличался ненасытной любознательностью и хотел всегда быть в курсе всего, что происходило в труппе. Ольга, супруга художника, занималась балетом и поступила в труппу Дягилева, где и познакомилась с Пикассо, который приехал в Рим по приглашению Дягилева делать декорации к балету Кокто и Сати «Парад»….
«Воспоминания Икара»

«Творческий гений Пикассо – это сама сущность его жизни. Есть в нем эта инстинктивная мощь вечного движения, которая била ключом из глубины его души и врастала в формы и краски, где всякая логика перевернута отрицанием законов нормальности и где рождается и формируется новый мир в своей художественной правдивости. Пикассо преображает и трансформирует настоящее и реальное (…) Каждый раз когда я приходил к нему в мастерские на улицу де ла Боэти в Париже, или на набережную Гран-Огюстэн в Калифорнии, или на виллу Нотре-Дам-де-ви около Канн, я всегда чувствовал атмосферу монастыря или собора, в которой магия этого нового Фауста меня постоянно ослепляла. (…) Всегда подтянутый, в хорошей форме, весельчак, то насмешливый, то робкий, необычайно молодой, Пикассо – это гениальный крестьянин, который просто живёт в фольклоре без всяких претензий на научность или теорию… »
«Моя жизнь»

«Первый раз, когда я встретился с Игорем Стравинским в полутемном и сыром репетиционном зале «Русских Балетов», я был удивлен его видом: худой, сутулый, лысеющий, с крупным умным лбом и тяжелыми очками в роговой оправе; особенно поразили его большие «лапы музыканта». Что это за обезьяна? – подумал я. Потому что он суетился, терзал клавиши, пыхтел, заменял неудачные аккорды ударами ноги по педали или локтя по клавишам, чтобы сохранить темп. Это было захватывающее зрелище. Периодически он вдруг останавливался, затем буря звуков возобновлялась с новой силой. Это было дьявольски чудесно и даже очень по-русски.… Впоследствии я часто навещал Стравинского то в Ницце, то в Париже на улице Сент-Оноре, то в Лондоне на улице Альбемарль. Самое удивительное в нем – тот мещанский религиозно-монархический отпечаток – повсюду стены были увешаны иконами и портретами царя Николая II и его августейших детей.….»
«Моя жизнь»

« Репетиции Свадебки проходили под контролем и руководством композитора Игоря Стравинского. Вначале он ограничивался несколькими замечаниями общего плана, затем постепенно загорался, сбрасывал свой пиджак, сам садился за рояль и играл до потери дыхания. Во время игры он пел надтреснутым голосом, до невозможности неприятным. Но в этом не было ничего смешного – его пыл передавался и нам, и тогда мы начинали действительно танцевать, а не проигрывать репетицию».
«На рассвете моей судьбы»
Serge Lifar, A l’aube de mon destin chez Diaghilew, 1949

« Артюр Онеггер показал себя (в Жизели) не только как самый усердный из друзей, но и как самый понимающий, знающий, бескорыстный артист, идущий вперед с наибольшей решительностью и только ради искусства. В этой связи рождалась конкретная музыка. Тогда мы работали в тесном единении, как успешные сообщники …»
«Моя жизнь»

«Лиллан Алефельд-Лаурвиг – графиня с золотым сердцем и чистой душой – моя духовная муза и верная подруга во всех обстоятельствах» ….
«Воспоминания Икара»